Вопрос застал Констанс врасплох.
— Да… из-за Карен, — смущенно подтвердила она.
Вдруг Мэтт непринужденно и тепло улыбнулся.
Констанс часто заморгала, стараясь не поддаваться внезапно охватившей ее пьянящей радости. У нее вдруг закружилась голова, и, несмотря на то, что за окнами стоял серый, дождливый день, ей показалось, будто из-за облаков выглянуло и засияло ослепительное солнце. Сердце девушки забилось быстрее от неподдельной радости и неуемного счастья.
И все это только потому, что ей улыбнулся мужчина.
— С самого начала у нас все складывается как-то глупо, — тихо сказал Мэтт, — но теперь будет по-другому. У нас с вами много общего.
Констанс изо всех сил старалась не поддаваться его обаянию. Может, он просто чувствует себя одиноко, говорила себе она. Ведь как бы там ни было, а он в городе совсем недавно и у него здесь мало знакомых. Зато в Лондоне Мэтт весело проводил время, в этом Констанс не сомневалась.
— Конечно, мы ведь оба бухгалтеры, — поддакнула она и увидела, как в его глазах запрыгали искорки смеха.
— Разумеется, но я не об этом. Я скорее имел в виду другое… У нас много общего в личном плане, возможно, поэтому мы и выбрали одну и ту же профессию.
«Много общего в личном плане»! Мысли Констанс путались, она не верила собственным ушам.
— В выходные вы поедете к родителям в… в Тарфорд, кажется, да? — спокойно продолжал Мэтт. — Не нужно волноваться за Карен. Я понимаю вашу тревогу, но теперь, когда директор приюта в курсе проблемы, он обо всем позаботится, я уверен.
Констанс кивнула и встала.
Если бы не неловкость, которую Констанс постоянно испытывала из-за физического влечения к Мэтту, то сейчас, по дороге в свой кабинет, она думала бы о том, что он очень милый и понимающий человек. Но она находилась во власти радости и страха одновременно, и оба эти чувства были настолько сильны, что девушка никак не могла сосредоточиться и спокойно работать.
Неужели я правильно его поняла? Неужели он сказал то, что действительно думает? И, если да, что мне теперь делать?
Констанс пришлось сознаться в собственном малодушии. Она ничего не будет предпринимать вообще, если Мэтт ничего не предпримет. Будет, как страус, прятать голову в песок.
На это есть много причин. Во-первых, она могла просто неверно его понять. Во-вторых, Мэтт, возможно, хочет просто установить со своими служащими дружеские отношения. В-третьих, он, вероятно, отнесся к ней как к другу, как к коллеге и как к товарищу по группе работы с подростками. И незачем пытаться решить проблему, которой, возможно, вовсе не существует.
Констанс невесело улыбнулась. Ей за глаза хватает и реально существующих проблем.
— Дорогая, эта роза просто чудо!
Констанс счастливо улыбнулась, видя, что отчим действительно в восторге от подарка. Дон наклонился и поцеловал ее в щеку.
В семье существовала традиция, что подарки на дни рождения не открывают до праздничной чайной церемонии со свечами и тортом. Задуть свечи Дону помогали внучки, дочери Хейзл.
Теперь, когда подарки были вручены, дети стали спорить, кто задул больше свечек.
— Думаю, нужно уложить их сегодня пораньше, — сказала Хейзл сестре. — Иначе день закончится ссорой и слезами. Девочки перевозбудились.
Констанс вызвалась посидеть с детьми, чтобы Хейзл и Джефф могли сходить куда-нибудь.
После праздничного чая сестры неторопливо шли к дому Хейзл. Девочки, гоняясь друг за другом, вприпрыжку следовали за ними.
— Ты сегодня такая задумчивая. Что-то случилось? — спросила Хейзл.
Констанс хотела солгать, но, перехватив проницательный взгляд сестры, нехотя призналась:
— Да так… кое-что.
Запинаясь, она стала рассказывать сестре о странных отношениях, сложившихся между ней и Мэттом.
— И что же? — спросила Хейзл, когда Констанс замолчала.
Девушка озадаченно посмотрела на сестру.
— Констанс, — с шутливой укоризной заявила Хейзл, — вряд ли найдется много женщин, которые считают проблемой то, что их физически привлекает мужчина, которому они тоже нравятся. Проблема — это когда женщину не хотят, а не наоборот.
Констанс покраснела от возмущения.
— Но я не такая, как ты. Мне не нужна… не нужна страсть.
Хейзл вдруг остановилась. Констанс тоже.
— Иными словами, ты боишься страсти, верно? Господи, ты же лишаешь себя одной из самых захватывающих радостей жизни!
— Это ты так думаешь, — жестко перебила Констанс. — Но я не такая, как ты, мне никакие страсти не нужны. Они… разрушают все.
Хейзл помрачнела.
— Ты сейчас говорила обо мне и о Поле, да? О нашем разводе? Но ведь именно в результате нашей с Полом взаимной страсти родились мои девочки. От того, что ты называешь разрушительным…
К глазам Констанс подступили слезы, а Хейзл проникновенно продолжала:
— Да, моя любовь к Полу причинила мне много боли, но я ни на секунду не пожалела о том, что любила его. И я скорее согласилась бы пережить в десять раз больше обид и горестей, чем жить без радостей любви, без такого всепоглощающего желания.
— Но я совсем другая, — упрямо стояла на своем Констанс. — Мне это не нужно.
— Вот как?! — с вызовом переспросила Хейзл. — Умом ты, может, и не хочешь этого, но твое тело, все твои чувства говорят совсем о другом, не так ли?
Не зная, что ответить, Констанс отвернулась и поспешила вслед за девочками, которые оказались далеко впереди. Ее грудь пронзила сильная боль. Девушка уже жалела, что стала обсуждать столь щекотливую тему. Заранее было ясно, что сестра не поймет ее.